Этот факт подействовал на лягушатников весьма деморализующее, с учетом того общеизвестного факта, что на русском фронте за последние месяцы уже погибло больше французов, чем за их войну сорокового года. И было уже обычным явлением, что в формируемых французских частях, при одном лишь слухе о посылке на Восточный фронт, резко возрастало дезертирство — хотя эти бравые «пуалю» охотно соглашались воевать против англичан «за Алжир». Но и Дона-Шлодиен, сильно встревоженный, тоже уверял меня, что если там обороняются русские, то это очень опасный противник, которого нельзя недооценивать. И атаковать малыми силами будет чрезвычайно опрометчиво, лучше подтянуть все. Откуда здесь русские — ну как же, они есть в Иране, и вполне могли, по просьбе британцев, послать сюда одну-две дивизии. Критики должны также учесть, что мои войска только перед этим прошли почти двести километров за три дня! Мы знали о нахождении где-то в Палестине польской армии, выведенной из Ирана, но не могли знать ее точное положение, как и быть уверенными в отсутствии здесь русских частей.
И какое решение должен был принять я, на основании всей этой информации? Которая казалась весьма достоверной — дополнительно к результату той разведки, еще был перехвачен радиообмен, однозначно свидетельствующий о нахождении против нас как упомянутой 909й дивизии, так и других русских частей. Говорят, что я должен был поступить в своем стиле, найти быстрый и неожиданный ход? Эти мои поступки были обусловлены тем, что я хорошо знал британцев, их особенности, среди которых медленность мышления и склонность с шаблону — а потому, мог безбоязненно позволить себе идти на риск. Чего же ждать от русских, я не знал, однако судя по их действиям на востоке, они были способны на многое. И риск здесь был абсолютно не оправдан!
Таковы были истинные причины моего приказа, приостановить наступление на один день, 22 мая. Чтобы на следующий день утром атаковать всеми силами двух танковых и четырех мотопехотных дивизий, при поддержке авиации, после мощной и эффективной артиллерийской подготовки. На сосредоточение сил ушел день, ночью же снова была намечена разведка. Проведенная по всем правилам, она без сомнения, показала бы, с кем мы имеем дело. День уже был потерян безвозвратно, что позже дорого стоило нам при штурме Александрии, но тогда хотя бы обошлось без постыдного фарса, случившегося назавтра.
На войне очень велика роль случая, поскольку там часто требуется принимать ответственные решения в сжатое время, при нехватки информации. Вспомните хотя бы известную историю в прошлую войну, про русские войска в Англии. Один из солдат британского резервного полка вышел из эшелона на какой-то станции, размять ноги, и на вопрос откуда он, ответил, из графства Росс (Ross-shire), слушатель же принял его ответ за «Россия», будучи при том репортером местной газетенки. Сенсацию быстро подхватили другие газеты, и дело кончилось тем, что из армии фон Клюка, наступавшей на Париж, были срочно изъяты две дивизии, переброшенные на берега Па-де-Кале, для отражения русского десанта. История, случившаяся с моей армией 22 мая, того же типа.
В том, что разведка в ночь на 23 мая не состоялась, виноват исключительно генерал Дона-Шлодиен. Его рассказы про ужасы Восточного фронта, что русские поставили себе на службу нечисть, оборотней, вервольфов, которые приходят ночью, убивают, взрывают, похищают, и растворяются во тьме, произвели весьма сильное впечатление, причем некоторые из наших ветеранов это подтвердили, у русских действительно есть великолепно обученные для действий ночью разведчики-диверсанты. Казалось весьма вероятным, что русские, так же находясь под воздействием «тумана войны», попробуют прояснить обстановку — и в итоге, главное внимание этой ночью уделили не столько разведке, сколько противодиверсионным мероприятиям, взяв под тщательную охрану все штабы, узлы связи, склады горючего и боеприпасов — объекты, наиболее часто подвергающиеся нападению диверсантов. Так же чья-то умная голова предложила не рисковать посылкой разведгруппы в русский тыл, «так мы скорее сами обеспечим их нашими пленными, чем захватим кого-то из них», а ловить русских разведчиков на нашей территории, для чего недалеко от переднего края был спешно организован демонстративный ложный «штаб», возле которого замаскировались группы захвата. Ночь прошла в тревожном ожидании, Дона-Шлодиен, как мне сказали, не спал вообще, как и некоторые офицеры моего штаба, да и я лег с «вальтером» под подушкой, поставив автоматчиков возле своего штабного фургона, это казалось вполне разумной предосторожностью.
Ночь, однако, прошла без инцидентов. Так как пленных не было, пришлось довольствоваться авиаразведкой. После чего «штуки» нанесли удар по обнаруженным целям, и в небе повисла «рама»-корректировщик, зенитный огонь противника был слабым. Ударила артиллерия, затем, строго по плану и графику, началась атака. Первыми должны были, как обычно, идти французы, во искупление того, что отсиживались два года, пока немцы воевали, без всяких обид. 4я французская пехотная дивизия, за ними развернулись наши 17я и 21я танковые, усиленные «тиграми» 504го и 508го тяжелых танковых батальонов. Французы также были фактически все моторизованы, пехота на бронетранспортерах, в сопровождении танков, интересно что это были трофейные английские «крусейдеры» и «юниверсалы», этот тактический прием, ставить трофейную технику в передовой отряд, не однажды позволял нам внезапно сблизиться с врагом. Четыреста танков, в том числе без малого сотня «тигров», атаковали после авиаудара и мощной артиллерийской подготовки, корректировщики работали превосходно, я слышал от Гагенбека, что русские очень умело препятствуют нашим радиопередачам, глушат и даже умышленно искажают наши сообщения, но сейчас не было ничего.